Теперь он ожидал подвоха от каждого сна.
Морфей, владыка царства сна, не был человеком и вряд ли серьезно относился к тем, кем повелевал каждую ночь. И все же та шутка, которую он когда-то сыграл с Крюком, была слишком жестокой – не в последнюю очередь потому, что пират сам был рад обмануться и не заметил, как поверил в то, что может достигнуть невозможного.
Это, конечно, оказалось неправдой.
С владыкой сна они расстались не лучшим образом, и с тех пор почти сны Крюка были не то местью Морфея, не то небольшим напоминанием о том, кому принадлежит власть в зыбкое время суток.
Он продолжал осознавать свои сны – даже пропить этот дар не удалось, хотя, видят звезды, он пытался. Ночи забрасывали его в кошмарные подземелья, в гущу почти проигранных сражений, в прошлое, где все было неправильно, а иногда и во сны, похожие на сказку – впрочем, заканчивались эти сказки всегда много хуже, чем начинались. Иногда владыка сна не показывался, и такие ночи Крюк не любил особенно, потому что каждое мгновение проводил в тревожном и, зачастую, тщетном ожидании той минуты, когда все пойдет не так.
Сегодня он попал на прием. Крюк шел мимо сонных марев, изображавших людей, и с удивлением понимал, что он знает это место. Ему случалось бывать тут раньше, но тогда все выглядело мрачным и зловещим – это был дворец Регины. Саму королеву он тоже увидел, но не сразу узнал, а когда узнал – то не сразу поверил, что женщина с белом платье невесты, красивая, почти неприлично счастливая, с глазами, лучащимися добротой – эта именно та Регина, которую он знал.
Крюк отдавал себе отчет в том, что это не может быть его сном: из его памяти владыка сна вряд ли вытащил бы фасоны воздушных придворных платьев, напыщенные выхоленные лица придворных, а уж добрая королева и вовсе не смогла бы ему привидеться. Значит, это был не его сон.
На него все оглядывались, и Крюк с досадой нахмурился. Все сны, в которых Морфей загонял его в приличное общество, заканчивались особенно плохо. Однако проснуться по своей воле он не мог, и, похоже, пока что ему предстояло наблюдать за счастливой грезой ведьмы, обманувшей его, отстрочившей его месть на долгие – пусть даже сам он течения времени не заметил – двадцать восемь лет.
Проснуться он не мог, однако заставить понять, что все вокруг сон и проснуться Регину – вполне. Он был уверен, что не ошибся, и именно она тут – настоящая. И она вспомнит его, наверняка вспомнит, просто обязана вспомнить. Она поверит, проснется, и на сегодня все будет окончено.
Крюк подошел ближе, и теперь почти все смотрели на него, однако он не обращал на это внимания. Теперь важна только королева.
- Регина, - сказал он, перебирая в памяти то, что она точно сможет опознать как настоящее воспоминание, и понять, что мир, в котором оно ложно – фальшив. – А где твоя мать? В своих снах ты тоже ее убиваешь?

В этом сне будет действительно счастлив только тот, кому будет здесь интересно. Морфей умудрился сюда пригласить даже тех, кто давно мечтал о таком празднике – хоть раз побывать на балу довелось тем, кто в настоящей жизни был этого лишен. Вокруг было слишком много радостных улыбок, обаятельных, обворожительных. Владыка сна посмотрел, как маленькую Снежку Дениэл уводит танцевать. Для нее эти грезы также были приятны – хорошо иногда представить «а как было бы, если…».
В любом случае, на самом деле такой расклад очень маловероятен. Кора была той, кем была и ни за что не изменила бы своего решения: сделать дочь лучше, чем она есть, чтобы перед ней все падали на колени и чтобы всегда было именно так, как она захочет. По одному мановению руки, на какие бы не пришлось пойти жертвы. Возлюбленный – одна из них.
Морфей наблюдал за этими двумя, что были ему более всех любопытны; первый из которых являлся мастером обмана и уловок, а вторая – почти что королевой зла. Но не здесь: в этом месте им было некого предавать и подставлять.
«Правильно, Регина», - одобрил про себя владыка сна, - «попробуй его отвлечь танцем».
Странное это было чувство, будто собственное детище уводит из-под носа какой-то более очаровательный и завораживающий объект. Морфей не мог додумать, к кому из них, к Крюку или к новой принцессе Сказочной страны, это чувство выражено больше. В реальном мире это называют ревностью.
-Если вы не пригласите даму, - с усмешкой начал сноходец, неслышно подошедший сбоку из самой гущи толпы, будто этих бликов масок и вороха дорогих атласов не существовало на его пути, - то поведу ее в танце я.
Кого предпочтет невеста? Оба брюнеты, оба – загадочные. Разве что у одного не было маски и тот жарко что-то доказывал, а второй предлагал отдаться празднику. Ведь это же должен быть самый счастливый день в жизни, тем более что сейчас можно было представить, что впереди таких еще больше.

Отредактировано Thane Bloodhunt (2013-07-31 03:02:03)

Слишком много мужского внимания на её собственной свадьбе. Это смущало - Регина не привыкла к подобному, не умела кокетничать и получать от этого удовольствие. Смущало и то, что разговор за право пригласить её на танец выглядел продолжением другого спора, куда более давнего. Кто знал, к чему это привело бы?
- Он уже пригласил меня, - с улыбкой вмешалась Регина, чувствуя, что отчаянно краснеет, - И я дала согласие. Простите.
Дэниел, кружащий в танце её новую сестрёнку, казался счастливым. Регина никак не могла поймать его взгляд, спускаясь в зал под руку с гостем.
Пара свечей из настенного канделябра погасла сама по себе - никто не обратил на них внимания, даже слуги, мышами сновавшие по залу. Регине было неуютно в чужих объятиях, пусть даже таких бережных - всё равно никто не держал её нежнее супруга, - но она улыбалась, а смущённый румянец почти исчез.
- Вам нужна помощь, - тепло сказала девушка, сочувственно пожимая мужскую ладонь.
Как глупо - принять её счастье за мираж!
Он назвал её королевой. Жену конюха, которому пожаловали графа за то, что его невеста спасла дочь короля. Как странно!
И всё же сердце ёкнуло. Слуга выронил пустую тарелку, но звона разбитой посуды никто не заметил.
- Давайте я Вам покажу, - предложила она, убирая руку с его плеча и поднимая маску.
Тонкие пальцы невольно коснулись щеки, проверяя истинность его суждений. Регина с облегчением выдохнула и вернула ладонь назад.
- Видите? Я настоящая, как и все в этом зале.
Музыка трогала сердце, заставляла трепетать душу. Регине было немного жаль, что это не Дэниел кружил с ней по залу, но они с Белоснежкой так широко улыбались, что она невольно устыдилась за свою жадность.
- И я не королева, - с жалостью она смотрела на своего партнёра по танцу, - Король принял мой отказ и благословил брак с Дэниелом.

Лицо Регины под маской тоже изменилось. На нем не было видно и следа ее обычных выражений: ни высокомерия, ни злости, ни гордости. Умиротворенность и доброта. Лицо от этого выглядело почти что незнакомым, и все же сквозь налет сонной доброты Крюк видел отпечаток той, настоящей королевы, которую он знал, хотя, видит голубая фея, предпочел бы не знать никогда.
Владыка сна затаился, и Крюк, вполуха слушая слова неприлично почти что счастливой королевы, постепенно стал готовиться к тому, что скоро в этом сне все будет очень очень плохо.
“Очень очень плохо” не заставило долго себя ждать. Благоверный Регины - неужели именно из-за этого ничем с виду неприметного паренька сердце королевы почернело? - убежал с приторного вида девчонкой, орущей во все легкие. По толпе сонных марев пронеслось: “Белоснежка”.
- И это тоже на самом деле? - спросил Крюк у королевы.
Он не убрал рук, готовый, в случае чего, удержать ее рядом, не дать броситься вдогонку за женихом-похитителем. Если уж нашел хозяина сна, лучше держаться к нему поближе. Заставить бы только хозяина сна прийти в чувство. Хотя... Белоснежка? Ведь именно ее. кажется, неистово пыталась убить Регина?
- Даже тут она все портит, - сказал Крюк. - Так было и в настоящем мире, тот, который тебе еще не хочется вспоминать. Она и там разлучила вас с любимым - я знаю это наверняка. Вы сказали мне, в бытность свою королевой.
Он едва сдерживался, чтобы не потрясти ее за плечи. Давай же, королева, не спи, просыпайся. Этим ты избавишь от непрошеного путешествия в страну снов себя - и еще одного, пусть и не самого лучшего человека.

(с) Иторр Кайл
«Мерцание. Слова. Зловещий шорох», - цитировал про себя строки Морфей, шагая вдоль стены и наблюдая за происходящим со стороны. Взгляд его был направлен только на одну пару в этом зале. Куда исчез Дениэл, что задумал, да и зачем? Сейчас плечи Регины сжимал человек, способный вывести ее из омута забвения, - «коль ясный разум замутняет страсть – спасенья нет».
Он, даже находясь на расстоянии, слышал слова Джонса, как если бы стоял за его спиной, сбоку или рядом с Королевой. Женщина выглядела такой беспомощной, в этом белом платье, которое должно было только одним своим цветом невинности и безмятежности вести ее к счастью.
«Но разум скован многократно хуже, и тех цепей – не распилить никак», - он улыбался, прекрасно зная, что могут видеть эту довольную усмешку. Не сомневаясь в том, что все внимание гостей обращено к суетящейся страже, к отряду, помчавшемуся к выходу из зала, владыка снов терпеливо создавал новую веху этого мира. Не собираясь его менять, - «у всякого найдется друг иль враг. Но иногда – ни друг, ни враг не нужен».
Не про Королеву ли были эти цитаты, чье сердце в настоящем мире было пустым, звенело страданием. Такое же было у пирата. Почти – такое же.
«Безрассудство – бросаться в бездну рока. Жизнь – игра», - всего лишь одно движение рукой и рябь, прошедшая волнующим вздохом по рядам людей, разбила их ряд. В зал ворвался Дениэл верхом на ослепительно белоснежном коне. Всего лишь покатал ее, разыграв сценку внезапного похищения. Как он был сказочен в своем стремлении изобразить приключение, которых на самом деле жизнь отсыпала ему достаточно. Снежка спрыгнула с седла, она, поначалу испугавшись, сейчас задорно смеялась, - «для каждого своя придет пора вкушать инжир от дерева Искусства».
Разве хватит у одного смертного, ставшего гостем иллюзии, сил разрушить ее?
«Текут года, но ветер перемен обходит стороной мои владенья», - Морфей снял маску, с нескрываемым торжеством глядя на Киллиана. Почему-то он был уверен, что тот рано или поздно найдет его взглядом. Мужчина повернулся, проходя между рядами наряженных дам и пригласил одну на танец, тем более как раз снова заиграла музыка, - «а получил лишь тень от собственных, чуть выщербленных стен».
Развлечение давно не приносило ему того удовольствия, что он должен был испытывать от близости женского тела раньше. А может, ему неинтересна была та женщина, которую он вел. Кружись и ты, Королева.
«Я знаю, как в руках крошится сталь. Я знаю, как осколками зеркал свести с ума», - если бы Морфею было все равно, чем закончится этот сон, он бы его покинул ради другого гостя собственных владений. Но здесь было слишком волнительно и живо. Отчаяние, злость и решимость одного человека ему нужно было ощущать сейчас, именно в этот самый момент, немедленно, - «я видел суть. Там пусто».
Эхо этих цитат слышал Киллиан, в собственной голове. Но только эхо, только смысл доносился до него, погружая будто бы в болото. Пора.
Затерявшись в толпе, Морфей сменил свой облик. Теперь под маской пряталась незнакомка, со светлыми, почти белыми волосами, в синем платье.
Рано или поздно владыка сна найдет повод, чтобы вновь посмотреть в глаза пирата.

Отредактировано Thane Bloodhunt (2013-08-14 01:04:07)

Интуиции стоило бы поверить - это оказалось розыгрышем, непродуманной шуткой, головокружительной забавой. И это осознание лёгким взмахом руки стёрло всё: фиолетовые искры, дрожащие стены и горькую ненависть - остались только неясные сомнения.
- Проснусь? - непонятливым эхом переспросила Регина, безропотной куклой оседая в чужих руках.
Всё кончилось, всё вновь было хорошо настолько, что не верилось своему счастью, заслуженному и выстраданному. Регина, которую не держали ноги, привалившись спиной к широкой мужской груди, с замиранием сердца ждала, когда же Дэниел повернётся к ней, отмахнувшись от короля и взволнованной свиты, улыбнётся и покажет, что невеста ему дороже минутной славы.
Но он не оборачивался.
Регина выпрямилась, гордо вскидывая подбородок - слёзы облегчения в карих глазах сменились обидой - и только потом осознала, что всё ещё находится в кольце чужих рук, и злой, настойчивый голос всё твердит ей о ненависти и боли, таких знакомых и нет одновременно.
- Да оставь ты меня в покое! - тоненькие пальчики вцепились в широкие руки, пытаясь расцепить нежеланные объятия. - Отпусти меня! Я хочу к Дэниелу, хочу к нему!
Музыка играла вальс, танцующие пары огибали по дуге, точно никому не было дела. Король выговаривал Дэниелу, а тот улыбался Белоснежке так, как до этого только Регине, и похлопывал коня по холке.
Девушка плакала, вырываясь, и хотела только одного - добежать до Дэниела, стянуть с него маску, чтобы убедиться, что всё это - не иллюзия.
Никому не было дела до её криков, и это было странно, неправильно, чуждо.
- Он настоящий! Это не может быть сном, я не хочу, не хочу так!

Пытаться одолеть в этом сне Морфея было все равно, что пытаться уплыть от водоворота. Ты плывешь, выбиваешься из сил, но все равно оказываешься под водой. Разница только в одном: ты тонешь или отказавшись от борьбы за жизнь, или приняв это бой. Всегда, впрочем, был еще один выход: если нырнуть в самый глаз водоворота, сможешь выплыть под водой и остаться в живых. Нужно было только преодолеть страх.
Хотя - чего ему бояться? Разве не случалось с ним все, что только можно в этих его странных осознанных снах? Разве, даже умри он страшной смертью, он не проснется в своем мире? Да что там: разве его мир, разрушенный магией и войной, растерзанный ограми и ночными тварями, мир умирающий и не имеющий ни шанса на спасение, не хуже любого из кошмаров? Чего же ему тогда бояться?
И Крюк продолжал. Он говорил и говорил, боясь отпустить Регину, не желая отдавать ее призракам сна.
- Будь это все настоящим, разве конь был бы ему важнее? Это просто игра, которую затеял хозяин этого мира. Но его власть не безгранична. Давай, постарайся проснуться - и ты увидишь, что я был прав.
А владыка сна ввел в бой свою новую марионетку. Джонс не понимал, чего тот хочет добиться, зачем тут и эта женщина и тем более мальчик. Регина любила - по крайней мере, так она говорила - своего конюха и ненавидела свою падчерицу. Никаких детей в сне быть не должно было.
Джонс наклонил голову и тихо сказал, все тем же настойчивым серьезным тоном:
- Слушай только меня королева, забудь об остальных. Этой женщины не существует, она марево из твоего сна, отголосок из твоего прошлого. И мальчика рядом с ней тоже нет - это просто мстительная тень, возникшая по велению Морфея.

Светлое чувство, что еще было в Королеве – можно ли было назвать его таким – даже позволило ей с силой отвергнуть иллюзию, которую создал Морфей. Все здесь было ненастоящим, и, осознавая это, Регина рушила уголок счастья, мир гармонии и радости, где все было здесь приятно и радовало глаз. Не было слышно музыки, не звучали голоса и смех собравшихся ради торжества людей. Упавший безвольной куклой Генри словно поставил точку, глухо обмякнув всем телом на пол, глядя в потолок нарисованными глазами. С потолка, со стен, на огромный зал плавно опускалась едва заметная пелена тумана, рассеявшая и стершая их контуры и четкие узоры окон.
Принцесса Хоува переводила взгляд с одной своей жертвы на другую, будто собираясь произнести «ну?», ожидая от них какого-то шага, действия. Может быть, они даже проснутся, но, прежде чем сделают это – что увидит Регина?
Стоило ей подняться и задеть локтем проходящего рядом слугу, как он уронил тарелку со сладким угощением и также, слишком тихо для человека, упал на пол, будто кто-то отрезал с потолка невидимую нить, которая держала и заставляла его ходить.
Яркие пирожные раскатились по полу бумажными невзрачными комьями, задевая всех тех, кто стоял поблизости. Один за одним гости валились на пол, теряя осмысленность во взгляде, превращаясь в ничто. Их равнодушный пустой взгляд, как у марионетки Генри, не был ни угрожающим, ни осуждающим – этого праздника действительно не было.
Гости падали и, постепенно, толпа поредела настолько, чтобы можно было увидеть, как падает Белоснежка. Но какое Королеве до нее дело, когда рядом с ней также упал и возлюбленный?
-Как ты думаешь… - произнесла Виктория, посмотрев на мужчину рядом с несостоявшейся невестой, - почему он – не падает?
Возможно, Крюк был удивлен реакции Королевы на представленного мальчика Генри, но либо Морфей не заметил, либо тот виду не подал, но скорее всего - запомнил.

Отредактировано Thane Bloodhunt (2013-08-16 16:58:56)

Кукольный театр, в котором у одной марионетки оборвались ниточки, выпав из рук "дирижёра" - вот что представляла собой её свадьба. Всё обман, фарс, злая насмешка - боль ослепляла, и мир расплывался перед глазами. Пошатнувшись, Регина отступила назад, вцепилась в руку пирата, поражённо качая головой.
За что? За что раз за разом терзают её сердце, и без того чёрное от боли?
Генри, её сын, её маленький мальчик, тряпичной игрушкой улёгся на пол, совсем недалеко от мёртвого, давно уже мёртвого возлюбленного. Белый корсет вдруг впился в рёбра, стиснул грудь, не давая вдохнуть - или это ненависть змеёй стянула свои кольца?
- Тварь, - зло выплюнула Регина, глядя в холодные синие глаза, и голос её звучал хрипло и сдавленно. - Зачем тебе это?
Даже Румпельштильцхен не был так жесток к ней, даже у его злобы была цель! Каким чудовищем надо было быть, чтобы так играть с чужой душой, залезая в чужие мысли, выворачивая наизнанку самые сокровенные мечты? И Регина, и Киллиан в своей мести были детьми рядом с этой стервой... с этим подонком...
- Покажи своё лицо, - с ненавистью потребовала Королева, - Я хочу увидеть его перед тем, как убью тебя.
Ей не нужна была магия, упорно не шедшая на зов её сердца - злобы и боли в ней хватило бы, чтобы задушить хозяина сна собственными руками, ей не потребовалась бы помощь стоявшего рядом пирата. Пирата, разрушившего её сон, обратившего сладкую сказку кошмаром. Правда была горькой - Регина не хотела помнить её хотя бы во сне. Но ей стоило знать, что её использовали, обманули, унизили, чтобы отомстить за это, чтобы впредь никто не смел лезть в её сердце, чтобы никто не узнал лишнего.
- Мы убьём тебя, - поправилась она, бросая на Киллиана настороженный взгляд.

Регина вспомнила его – уже прогресс. Теперь он хотя бы знал, что по эту сторону кошмара их двое. Все лучше, чем быть одному. Тем более, что владыка сна, кажется, в этот раз был заинтересован в королеве намного больше, чем в Крюке. Может, хотя бы на этот раз ему повезет…
- Его не убить, - с жалостью отозвался Джонс, не отводя взгляда от Морфея. – К сожалению, в этой реальности он неуязвим.
Он не узнавал нового лица. Обычно Морфей принимал вид знакомых тех, с кем он забавлялся, однако в эту ночь Крюк не могу узнать никого. Прежние маски были знакомы королеве, это он знал наверняка, и новая, возможно, не была исключением. Но тогда – зачем он тут? Этого пират не знал, понимал только, что вряд ли за тем, что ему решили дать передышку и позволить развлечься на чужом насквозь фальшивом празднике.
Потом Морфей заговорил, и все сразу стало на свои места. Ну конечно, вот зачем – не будь Крюка тут, разве смог бы владыка сна снова напомнить ему о Миле и о своем старом обмане?
- Не слушай его, это ложь, - сказал он Регине. – Их и не было вовсе, ему просто хотелось поиграть, и ты подвернулась под руку. И я тоже когда-то просто подвернулся под руку. В этом все дело.
Ранее он не врал – Крюк знал точно, что во мне навредить Морфею не сможет, он уже пробовал, и усвоил, что попыткам этим не суждено увенчаться успехом. С другой стороны, это не было достаточным поводом, чтобы перестать пытаться.  Так что Джонс сделал то же, что делал уже много раз – он бросился на Морфея, надеясь убить того.