Время действия: 3 декабря 685 года.
Место действия: Хоув, горная гряда Тейде.
Участники: Victoria Frosset, Mr. Gold.
This is a weeping song, but I won't be weeping long. (c)
[OUAT. Post scriptum] |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » [OUAT. Post scriptum] » [Архив] » [In the cold light - Зачарованный лес]
Время действия: 3 декабря 685 года.
Место действия: Хоув, горная гряда Тейде.
Участники: Victoria Frosset, Mr. Gold.
This is a weeping song, but I won't be weeping long. (c)
Отчаянье.
Оно имеет запах, вкус – полежавшего на солнце сыра – его сложно с чем-то спутать. Немногие способны по достоинству оценить такой специфический продукт, однако Тёмный смаковал его с особым тщанием. Маг наравне с привкусом тления чувствовал сладкую нотку наживы, он чуял отчаянье, как падальщик - кровь, и незримым следовал за жертвой, ожидая, терпеливо облизывая подсохшие в предвкушении губы.
Это пришло с проклятьем Зосо. Это было.. как выйти на солнце из темноты подземелья: ослепляло, причиняло секундную боль, за которой без промедления следовало озарение, смешанное с чистым, незамутненным наслаждением прозрения.
Глядя на отчаявшихся жертв войны, рассыпавшихся по горам гроздью упавшего на пол винограда, он знал, что тонкая кожица лопнет под весом сапога, достаточно одного движения.
Но запах отчаянья был слишком манящ, чтобы так бездарно тратить сладкий экзотический продукт. В конце концов уже немало крови впитала эта земля, хватит с нее, Румпельштильцхен оставит немного и на свою долю.
В конце концов, у него были на них свои планы.
Любому движению нужен лидер. После, путешествия по мирам в компании хранителей шляпы, Румпельштильцхен узнает, что стоящих во главе могли выбирать по уму, по силе, по богатству, по умению исполнять свои обещания или даже по одному таланту красиво говорить. Здесь их выбирали по происхождению – только благородная кровь могла спасти страну от еще больших кровопотерь. Собрать. Объединить.
Выполнить его желание, отдав в обмен отчаянье – такое сладкое со стороны, и такое мучительное, если царапает твои собственные ребра.
Облака заботливо укутали миновавшее зенит солнце, утопив горы в блеклом сером цвете - казалось, что то ли небогатая палитра снега и камня потеряла свои последние краски, то ли они перекинулись и на воздух. Теперь даже фальшивое, режущее глаза мерцание белых шапок притаившихся у камней карлов уже не прятало от неслучайного гостя прискорбную истину.
Бедный приют графини. Пропало все, что сопровождало её титул, кроме самого важного – того, что его порождало.
- Ваше сиятельство.
Убогий приют графини. Но это не смутило колдуна - он склонился в глубоком поклоне, словно стоял не на пороге жалкого шалаша, едва способного прикрыть от холодного горного ветра, а в богатой приемной зале родового замка Виктории. Капюшон скрывал лицо, голос из-за него был приглушенным и пока еще лишенным истеричных ноток и режущих слух перекатов.
- Позволите ли Вы войти?
Жалкий приют графини. Но запах отчаянья был силен, а Румпельштильцхен быстро разучился верить в людей.
Тонкие белые ручки тянулись прямо к ней, разрывая окружащую черноту. Из той же тьмы вскоре вырвались и длинные светлые волосы, окутывающие детское личико, но как ни старалась Виктория, она не могла его разглядеть.
- Мама! - отчаянно раздалось прямо возле уха, и детский голосок пронёсся эхом в кромешной темноте вокруг графини, скользнув холодным дыханием по её щеке.
Панический комок страха и боли мёртвой хваткой вонзил когти в душу Виктории, проникая всё глубже, пока та в ужасе не распахнула глаза. Поднявшийся снаружи ледяной ветер небольшой струйкой пробегал по щеке девушки, хитро протиснувшись сквозь неплотно выставленные преграды в виде импровизированных стен. Страх сразу же ушёл, как только Виктория осознала, что это был очередной сон - один из тех, что снились ей всё время, как только графиня смогла засыпать по ночам после случившейся трагедии. Она восстановила сбившееся дыхание и села на импровизированном ложе из кучи тряпья, пытаясь придти в себя после кошмара. Да, страх всегда теперь быстро проходил, но невыносимая боль, подпитываемая вдобавок такими реальными снами, она была с Викторией всегда, ни на секунду не давая о себе забыть.
Графиня всегда любила это время года, ещё будучи девчонкой, бегая на замёрзший пруд с коньками, ловя снежинки на пальцы и вечно сожалея, что они так быстро таят, не давая насладиться своей красотой. Но эта зима выдалась противоположно иной. Настолько иной, что, казалось, всё это происходит не с ней. Лишь северные ветры возвращали Викторию в реальность, доказывая холодом в суставах, что всё по настоящему. И боль, разрывающая сердце на части, не давала забыться ни на секунду, терзая уставшую душу.
Выжившие в войне с ограми старались держаться вместе. Так было проще помогать друг другу выживать дальше. Но с каждым разом те или иные проишествия подкашивали их ряды. Вступающая в свои права зима тоже не преминула проредить группу, так хватающихся за жизнь, людей. С каждым разом Виктория с всё большим ужасом наблюдала как их остаётся всё меньше и меньше. Да и сама она мало представляла, как переживёт зиму, не имея ничего, чтобы спастись от пробирающего до костей холода.
Девушка закуталась в обрывки какого-то плаща, пытаясь согреться, и забилась в угол, прикрывая глаза. Из под ресниц предательски стекли две горячие дорожки слёз. Она чувствовала своё бессилие что-либо сделать, да и бороться за собственную жизнь с каждым днём хотелось всё меньше. К чему Виктории была такая жизнь? Не жизнь - выживание. В одиночку. С вечной невыносимой болью в сердце.
Она сжала ткань холодными тонкими пальцами и, почти физически, почувствовала, поглощающее её со всех сторон, полное отчаяние. Внезпно, даже сквозь прикрытые веки, графиня ощутила, как резко перекрылся неяркий свет, рассеянно вливающийся в её шалашик через открытый проход. Она открыла глаза и увидела человека, стоящего на пороге. Лица было не разглядеть из-за ниспадающего на него капюшона плаща. Манеры Виктории не позволяли даже в таком состоянии игнорировать вежливость и собственное воспитание, поэтому девушка тут же поднялась на приветствие незнакомца и, через силу улыбнувшись, провела ладонью по убогому помещению шалаша, приглашая человека войти.
- Вам негде укрыться? - участливо поинтересовалась она, приняв гостя за одного из имевших счастье (или несчастье, это с какой стороны посмотреть) остаться в живых. - От холода эти стены особо не спасают, но хотя бы укрывают от ветра.
Мой дом – моя крепость. И хотя для прибежища графини даже звание лачуги было бы слишком громким, аллегорию закона это не отменяло. Так легко приглашать незнакомца в свое жилище, да еще в такое время. Не страшась того, что он может оказаться грабителем, насильником, убийцей.
Либо среди выживших было поразительное для людей согласие, во что Тёмному не очень верилось, либо стоящая перед ним женщина настолько отчаялась, что была готова встретить смерть с тем же радушием, с которым давала свое согласие на его просьбу. Последнее было бы уместно – тот, кто готов коротать вечер с костлявой, может согласиться на многое, потому что потерял все. Однако смирение лишает руки силы, а разум – цепкости.
Для того, что требовалось Румпельштильцхену, не подошел бы слабый лидер. Однако он недостаточно долго провел в роли колдуна, чтобы иметь право на капризы - любому начинающему приходиться работать с тем материалом, который оказался под рукой.
- Да, благодарю за Вашу доброту, Ваше сиятельство, - вновь преломившись в поклоне, Тёмный шагнул внутрь. Бьющие по ногам полы плаща опали, лишь изредка вздрагивая в неуверенных судорогах – от буйного горного ветра убежище графини действительно укрывало так хорошо, как только могло.
- Я понимаю, что нынче тяжелые времена и я прошу слишком многого, – негромко произнес колдун, застыв посреди убежища и так и не откинув с лица скрывающий его капюшон. Гость явно не знал, куда себя деть - простолюдинам было запрещено сидеть в присутствии высокородных дам без их на то разрешения, даже если самые дамы были нынче не богаче их самих, - Но я шел много дней… Не найдется ли у Вас немного еды для бедного старика?
Вы здесь » [OUAT. Post scriptum] » [Архив] » [In the cold light - Зачарованный лес]