Генри ничего не знал. Когда Регина вернулась домой, он уже спал, и утром она ничего не сказала. Все шло своим чередом: после завтрака и быстрых сборов, обняв на прощание мать, Генри отправился на автобусную остановку. В конце-концов, он был уже достаточно взрослым мальчиком, чтобы самостоятельно ездить в школу. Так же были и другие дети, вот только их родители не врали им. Они ничего не умалчивали. Они оправдывали слух о том, что в маленьких городках новости разносятся быстрее чумы - и наподобие ей поражают всех вовлеченных. Всех, кто оказывался рядом.
Генри дошел до остановки, и вот тогда...
- Умер?

Он бежал быстрее ветра, едва успевая ставить одну ногу перед другой, чтобы не уткнуться носом в негостеприимно-серый, равнодушный асфальт. За спиной болтался рюкзак, больно ударяя по бокам, прохожие удивленно оглядывались вслед - Генри было плевать. Он должен был успеть, найти, поддержать, потому что семья - это все. И даже когда ничего не остается, семья должна быть рядом. А сейчас у Эммы не было никого. Никого, кроме него.
Помощницы шерифа не было ни в офисе, ни в кафе, все, кого он спрашивал, только пожимали плечами, но Генри спешил прочь прежде, чем они успевали сказать хоть что-то. Слова соболезнования пусты, попытки остановить - бессмысленны. Она нуждается в нем - он знает это.
Сегодня он спасет Спасительницу.
Перепрыгивая через две ступеньки, Генри взлетел вверх по лестнице и с разбегу врезался в дверь квартиры, тут же замолотив в нее кулаками. Мэри Маргарет должно быть уже ушла, а даже если и нет - она не сможет прогнать его. Пускай она не хотела вспоминать, но понять была обязана.
- Эмма! Это я, Генри! Эмма, ты здесь? Пусти меня! Пожалуйста!
Имя, столько раз виденное на страницах книги, звучало родным и привычным - оно так легко срывалось в воздух, билось о дверь вместе с кулаками, и само собой обращалось другим, еще более теплым и трепетным.
- Мама!