Эмма была напряжена. Если бы ей сейчас было дело до своего внешнего вида, она бы с досадой заключила, что скорее всего выглядит как полено на ножках – такая же топорная, в целом прямая, но сучковатая, готовая раздавать занозы на право и налево любому желающему. Более красиво её состояние можно было описать, например, «прямая, как натянутая струна», но Эмма никогда не умела делать пафосные, книжные сравнения. Если бы ей вообще было дело до своего внешнего вида.
Любая встреча с Региной не сулила ничего хорошего, особенно если происходила в офисе. Тогда как в своём доме мэр ещё могла сойти за домохозяйку, всего лишь защищающую свою территорию, то в офисе мисс Миллс превращалась в тип людей, который Эмма не любила, кажется, больше всего – беспощадного, нагло пользующегося той властью, что уже есть и охочего до новой, бюрократа. Которая, всё же, оставалась матерью, что делало её в два раза опаснее. Эмма отнюдь не боялась. Всего лишь предполагала худшее.
Свон не улыбалась и не выражала почти никаких эмоций, кроме привычно сдвинутых к переносице бровей. Она с ровной спиной села на стул и скрестила руки на груди. Типичный защитный жест, если бы её спросили. Если бы ей было дело.
- Я никогда не говорила, что намерена назвать Сторибрук своим домом и я поверю Вам на слово, если Вы говорите, что до моего приезда здесь было спокойнее. Но пока я вижу то, что вижу, и не собираюсь уезжать, и тем более бросать Генри на произвол судьбы, - практически отрапортовала Эмма, будто уже была на должности шерифа, - если отвечать на Ваш вопрос более конкретно, то да, я действительно готова остаться и охранять город. В первую очередь, чтобы спокойно в нём жилось не мне и не Вам, а Генри. Он это заслужил.