Элли чувствовала себя бодренько. Наконец-то. С утра дожидалась этого волшебного состояния, но владелец бара был тут как тут и бдел сообразно завещанию Юлиуса Фучика.
Да нет, ну все ясно, никто не уволит, хоть голой на стойке пляши, но правила приличия, хотя бы элементарные, соблюдать все-таки надо. И раз уж позволяешь себе в мертвые часы подремать лицом в стойку - то хоть не пей на рабочем месте.
Ну хотя бы в рабочие часы.

Но рабочие часы закончились, хозяин махнул рукой - мол, снимай кассу и закрывай лавочку - и отправился домой. Возможно, его там даже ждали.
Эль улыбалась, глядя в закрывающуюся дверь. Хорошо, когда кто-то кого-то ждет - пусть даже с работы и пусть даже в таком малюсеньком городке, как Сторибрук.
Ну и, конечно же - еще немножечко свободы. Пара глотков и вперед, полировать стойку до зеркального блеска, хотя и без того тысячи прикосновений пальцев и локтей довели ее, некогда шероховатую и темную, до почти благородной винтажной вытертости.
Самый разнастоящий бар, все как у людей.
Ригби помедлила с минуту, корча рожи собственному отражению в лакированной поверхности, и, не глядя ткнув кнопку, врубила музыку.
Музыка здесь была поводом пострадать. Без дураков пострадать, серьезно и душевно.
Хозяин наотрез отказывался отдавать в ее руки диджейскую нишу и саундтрек в итоге всегда подделывался под посетителей.
А в приличных-то местах посетители подбираются под саундтрек. Но что делать, провинция, простота и незамысловатость.
Сегодня был просто какой-то международный женский день и, смешивая "Секс на пляже" попеременно с "Розовым псом" (для дам постарше), Элли окончательно ополоумела от романтических баллад.
Мозг высох - как забытая на кухонном столе луковица. Вернется домой - надо будет убрать.

Не ценит никто, когда Вивальди сменяется поздними Пинк Флойд.
У Элеонор Ригби был свой маленький секрет.
Она знала, где живет Сид Баррет.
И знала, что он гостям не рад.
- Твое здоровье, Сид! - Ригби отсалютовала бутылкой бренди пожелтевшей от времени газетной вырезке с портретом британца, пришпиленной где-то между "White Horse" и, прости Г-спади, кьянти (весьма посредственным, но пользующимся спросом).
Сид молчал. Эль предпочитала думать, что одобрительно.

Под стойкой что-то яростно загрохотало - не иначе как сорвалась все-таки с креплений полка, про которую Ригби уже с полгода говорила хозяину, что надо бы починить, на что хозяин закономерно отвечал, мол, тебе надо - ты и чини. Элли забывала - как вообще была склонна забывать все, что не происходило здесь-и-сейчас. Ну и вот, пожалуйста.
Три тарелки, пять стаканов и любимая чашечка для кофе - в хлам и стеклянное крошево.
Самадуравиновата.
Ригби вздохнула, сунула в зубы сигарету и скрылась за стойкой.

Звякнул ехидненько колокольчик над входной дверью, напоминая, что в этом городе совершенно бесперспективное занятие поворачивать табличку "Открыто/Закрыто". Можно подумать, оно кого-то волнует.
- Мы зак... - не поднимаясь начала было бармен, но махнула рукой, загнала осколки рукавом рубашки под стойку и передумала. - Ай, да ладно. Мы не закрыты. Ни-ко-гда!
С этими словами Эль гордо выпрямилась и удивленно приподняла брови, увидев посетителя.
Неожиданненько. Сюрпризик.
- Привет, Голд. - Ригби почесала локоть - осколки норовили пробраться сквозь ткань к коже и, чуть поморщившись, повязала рубашку на пояс.
Ничего. Барменам дресс-код не писан. Можно и в майке.

Но все-таки, чудо чудное и диво дивное. Голд посередь ночи, собственной персоной, в баре. С лицом.
По ее наблюдениям, этот гражданин предпочитал лицом-то не особенно светить, маска его устраивала куда больше.
Эль, впрочем, не судила - просто отмечала. Пусть гость и исчезающе нечастый, знать, что он, как и где - рабочая необходимость. За стойкой - это действительно ее место и каждый, кто по ту сторону заслуживает того, чтобы о нем задумались, даже если зашел в первый и последний раз. Впрочем, приезжих в Сторибруке почти не случалось.
- Кажется, я тебе кой-чего обещала. - Эль стряхнула с себя быстренько раздумья и улыбнулась. - Выполняю! Первый коктейль - за счет заведения.
Водка. Вермут. Лед. Шейкер.
Оливки.
Классика жанра. Никогда не устареет, хоть что делай.

Бокал оставил на стойке запотевший след.
- Ну и как? - Эль оперлась на стойку, положила подбородок на сцепленные в замок пальцы и с любопытством уставилась на мужчину. - Как настроение? Чего интересного и нетривиального?

Отредактировано Eleanor Rigby (2013-08-26 02:21:03)

Громыхнуло еще раз.
Эль вздрогнула от неожиданности и с опаской покосилась на стойку - вот только еще одной сорвавшейся полки ей не хватало, но уже спустя секунду облегченно выдохнула.
Проект "Разгром" если не отменялся, то откладывался.
Всего лишь гроза.
- Я случайно! - искренне заверила она радеющего о своем имуществе мужчину, улыбнулась какой-то очередной своей нелепой идее, повесила на предплечье более-менее чистое полотенце и, водрузив бокал в центр подноса, прошествовала к столику. - Бонус для дорогого клиента! - улыбнувшись еще раз, Ригби оставила выпивку перед Голдом и изогнулась в шутливом полупоклоне. - Любой каприз, чо. Заметь, пока - со-вер-шен-но бесплатно! В квартире, - поспешила она успокоить арендодателя. - Все спокойно. Просто Багдад, а не квартира. Торжественно обещаю и клянусь, что как надумаю съезжать - я там даже порядочек наведу и сдам жилплощадь в лучшем виде, как перед визитом любимой тещи.

Шарахнуло еще раз - третий, да так громко, что Эль аж побледнела в тон собственной майки.
Громкие звуки она предпочитала все-таки ожидать, как, например, очередных экзерсисов от ударника на репетициях.
Но не так же!
- Окно! Ебучее окно! - с истинным страдание в голосе простонала мисс Ригби. - Ну почему, почему все должна делать именно я? Голд, ангел мой, погоди минутку, я сейчас.
Ангелами у нее были все без исключения клиенты. Кроме некоторых женщин - те, конечно же, были зайками.
Витиевато и разнообразно ругая хронический склероз хозяина, которого столько раз, ну вот столько раз просила закрывать вечером окна, а он, придурок хронический, почему-то считал, что она и сама справиться, Элли метнулась в дальний угол бара, где ставня с упорством, достойным лучшего применения, пыталась избавиться от стекла.
Местная метеостанция, как обычно, все на свете провафлила - включая штормовое предупреждение.
Сражаться с окном пришлось храбро и стойко - как рыцарю супротив дракона. Парусность и немаленький ветер являли собой достойных соперников невеликому весу мисс Ригби, а существенная разница между высотой окна и ростом Эль (в пользу проема) гарантировала, что простой победе не бывать.
- Долбись конем! - торжествующе проорала бармен, защелкивая, наконец, щеколду и слезла с подоконника.

"Ну отлично. Теперь я еще и мокрая." - вытерев влажные ладони о волосы, Эль с неудовольствием оглядела себя и сняла с майки налипший кленовый лист.
Залюбовалась на секунду. Один из последних даров осени - янтарно-желтый, с алыми прожилками.
В ноябре Сторибрук гляделся нищим на паперти, лишенный красок, сил и радости - вплоть до следующей весны, и вот тогда-то все и отыгрывались за муторные осенние вечера, когда даже радужная картинка в телевизоре кажется словно присыпанной пылью.
- Итак, выпить. - вернувшись к столику, Ригби встала чуть поодаль.
Еще один важный-преважный нюанс. Личное, понимаешь ли, пространство. У каждого - свое. Хрена с два угадаешь.
Поэтому всегда лучше встать чуть поодаль.
Тем паче что с Голдом, при лице, костюме и могильной мрачности, она всерьез подозревала, что это самое пространство у него хорошо если не с весь Сторибрук протяженностью. Сунешься чуть ближе - сделаешь больно и некомфортно.
Кому это нужно?
Нет, ну, то есть, может быть кому-то и нужно, но не Эль Ригби.
Эль любит, когда всем хорошо. И когда всем легко дышать.

Ветер запустил в стекло пригоршню града мелкой россыпью стакатто. Элеонор улыбнулась - еще раз. Скоро выходной. Скоро репетиция. Выпьем и зажжем, зажжем и выпьем. Закусывать, как водится, не будем.
- Мне напоминать не нужно. Если, конечно, речь не о ремонте... Коктейльная карта. - пухлого вида книжечка раскрылась на столе и бармен снова сделала ровно два шага назад. На всякий пожарный и прочий катастрофический случай. - Но, в принципе, ей можно не ограничиваться. Не думаю, что есть коктейли, о которых я не слышала, да и в этом случае никто не помешает рискнуть, как говориться, впервые.

Такое с ней бывало - клиент, которому неохота говорить. Всякое бывает. Жизнь такая штука, бейби, очень злая штука, бейби. Годами позже хрупкий желтоволосый мальчик с печатью смертника на лице скажет, что хрена с два кому удастся помереть девственником, потому как жизнь выебет всех.
Слова еще не прозвучали, но Ригби уже была с ними абсолютно согласна.
Она за стойкой много видела. Много слышала.
Ничего не забыла.

Ничего страшного - еще пара шотов, или чего там взбредет в его тронутою сединой голову, и Голда тоже попустит. Всех рано или поздно попускает. Мироздание беспощадно, но в некоторых пределах. Иногда оно ослабляет мертвую хватку висельной петли на шее.
Элеонор Ригби - не более, чем инструмент.
В чьих-то руках и на своем месте.

Иногда попускает даже ее.

- Ну точно же! Спасибо. - Элли хлопнула себя мокрой ладонью по лбу и целых три минуты за стойкой пыталась привести себя в порядок.
Как это у нее вечно получалось - запомнить все-все-все, сказанное случайным клиентом в промежутке между первой, второй и отвалом на пол, и при этом категорически забывать о вещах, нужных здесь и сейчас.
С нее бы сталось остаться вымокшей. И - да здравствует вечная простуда, особенно если учесть, что в квартире ее сквозило из всех щелей, да и вообще Элли временами казалось, что сквозняки просто открыли на нее сезон охоты.
Даже в самый жаркий летний день там, где появлялась она - появлялся ветер.

Эль уже давно смирилась и махнула рукой.
Два обогревателя не спасали. Она все время мерзла.

Заглянула на всякий случай в хозяйский кабинет - вдруг по склерозу своему вечному забыл свитер, но не фартануло.
Ригби вздохнула и на всякий случай украдкой приложилась к бутылке. В конце-концов, если завтра она сляжет с температурой и не сможет выйти на работу, это будет куда хуже, чем глоток водки после окончания официального рабочего дня.
Всегда приходится идти на долбанные компромиссы.
А еще если ее не перестанет, наконец, трясти - черта с два она какой коктейль нормально смешает. Сама не хуже шейкера.

Сорокоградусный русский напиток, как обычно, помог горю.
Горести свои Эль, сокращающая до названия алкоголя даже свое имя, забывала быстро и легко. У нее был проверенный, знаете ли, годами метод.

- Здесь надо говорить, Голд. - оперевшись спиной на стойку сообщила она. - Это же закон жанра. Не я его установила, но и не мне - нарушать. Так что пока ты молчишь - я, как водится, буду трендеть. Но меня легко не слушать. - женщина подмигнула. - Коктейль греется, кстати. Ты бы выпил... - она скептическим взглядом окинула темную фигуру, упакованную, как обычно, в классический костюм.
И при галстуке.
Интересно, бывает ли Голд не при галстуке?
Возможно, он в нем даже спит.
Хмм...
Слегка порозовев, Эль порешила, что вот только рассуждать, как и в чем спит Голд ей для полного, значит, счастья не хватало.
- Сам же пять минут назад говорил, что настроение... это самое. А раз настроение - то обязательно надо. Уж поверь мне, в этом я толк знаю.

Антиквар, кажется, хотел утопить во льдах, судя по интонациям, все помещение, но бармен на такие финты внимания никогда не обращала. Сюда часто приходили с вагонами и тележкой льда, дождей и прочих безрадостных штуковин. Это вам не кафе у бабушки. Это БАР.
Здесь случается блюз.
Знаете ли вы, дорогие мои, что такое - блюз?
В блюзе не выбирают "или - или". Ты влип по самые уши, братец. Влип в болото, и выхода нет.

Впрочем, на всякий случай Элеонор Ригби всегда стояла на стреме и была готова протянуть руку. Вдруг кому понадобится?
Иногда срабатывало.

- Судьба-а?.. - протянула она, задумчиво косясь на батареи бутылок за собственной спиной.
Улыбнулась. Сунула руки в карманы, в тщетной - за столько лет привыкла уже - надежде согреть ладони.
- Я всегда твердил, что судьба - игра. Что зачем нам рыба, раз есть икра. Что готический стиль победит, как школа, как способность торчать, избежав укола.

Поэт был опален в одном месте и вследствие этого - востребован в другом. Эль наткнулась на этот перевод случайно.
Влюбилась в секунду и с тех пор постоянно висела над душой библиотекаря, истребывая новинок.
- Я сижу у окна. За окном осина. Я любил немногих. Однако - сильно.
И она снова улыбнулась.

Отредактировано Eleanor Rigby (2013-08-28 07:03:42)

Пить - или не пить?
Этот вопрос никогда особенно остро перед Эль не стоял, хотя бы потому, что ответ она всегда знала заранее. Конечно же пить! Всегда, везде, и налей, налей еще по одной, с утра я вечно больной...
Хотя кое-какой нюанс все же требовал корректировки курса. Нельзя же забывать об элементарной порядочности.
Эль потерла влажный затылок и сняла рабочий фартук - наследство кого-то, работавшего в заведении до нее. Предшественник явно был нормальных габаритов и фартуком Ригби могла обмотаться почти три раза.
- На работе трезвость - норма жизни. - заговорщически понизив голос, сообщила она. - Поэтому на сегодня я, пожалуй, все-таки закончила. Бренди? Водка? Виски? - что-то слабее Элли просто даже за выпивку не признавала. - Абсент? - и, не удержавшись на таинственной ноте, с которой произносила название излюбленного напитка богемы всех сортов, девушка прыснула. - Ну что же, разделим труды неправедные. Ты приглашаешь - значит, я угощаю.

Сегодня были нормальные чаевые, а за квартиру ей на прошлой неделе хватило ума заплатить на два месяца вперед.
Сама бармен предпочла вернуться к бренди, закусив шот табачным дымом. Закусывать на ночь глядя чем-то серьезным было, на ее вкус, пустым переводом алкогольсодержащего продукта.
Едкий комментарий о чуждости слов она предпочла пропустить мимо ушей. Ну то есть как - она все, конечно, услышала, рассудила, что, вероятно, на это можно было бы расстроиться и надуться, и не стала делать ни того, ни другого.
Эль не думала, что быть Голдом - просто и увлекательно.
Быть вообще не слишком-то просто и увлекательно, а антиквар так старательно и вдохновенно плевался во всех ядом по желанию заказчика, против желания заказчика и без всякого спроса заказчика, что, возможно, какую-то причину это под собой все-таки имело.
Очевидно, Голда серьезно доставали - все и скопом.
А огрызаться в ответ на едкие слова - суть занятие неумное и совершенно бесперспективное. Что с того толку, кроме анекдотичных раскладов из серии "вот так ежик и получил по морде"?

- И ты чудовищно ошибаешься, Голд. Во-первых, я любила маму. - бармен чуть нахмурилась и растерянно хлопнула ресницами. - То есть люблю. Да.
Коснулась самого края сознания странная мысль. Мама в Огайо. Вместе с папой.
Элли обязательно позвонит им со дня на день.
Но почему все ее воспоминания о маме - как взгляд ребенка снизу вверх? Только то и всплывает навскидку, что мягкие локоны, цвета расплавленного золота, бархатистое прикосновение к щеке и песенка: "Как сошьем мы Элли, моей крошке Элли парчовое платьице..."
Странная песенка. Откуда мама ее откопала? Эль ее не вспоминала Б-г весть сколько, а тут вод взял да и выплыл мотивчик на поверхность сознания, как цветок со дна проруби.
Женщина встряхнулась.

- К тому же, я есть. И ты есть. И бутылка, кстати, тоже есть. Поэтому, ангел мой, хватит пороть метафизическую чушь и давай-ка лучше выпей еще.
Элли разлила янтарно поблескивающую жидкость и пододвинула антиквару его стакан.
Под потолком таяли дымные колечки, Голд исходил на язвительность, в стекло бился сжиженный янтарь, а на самом дне глаз сидящего напротив человека тоже что-то билось.
Довольно-таки мучительно, как могла понять слегка захорошевшая мисс Ригби.
Не то накрахмаленный воротничок рубашки давит, не то...
Не то.

Порывы мисс Ригби всегда отличались определенной одиозностью и абсолютной, поражающей воображение неуместностью. Это ей все говорили. Эль отмахивалась и улыбалась.
Чуть подавшись вперед, через столик, положила ладонь поверх сомкнувшейся на бокале руки антиквара.
- Выдохни, Голд. Когда-нибудь все пройдет.

И, как умная девочка, свою неуместность даже сама поняла. Сделала еще один глоток - честное слово, дальнобойщики бы этой невозмутимости в употреблении горячительного могли позавидовать.
- И, раз уж пьем - то в честь чего?

Отредактировано Eleanor Rigby (2013-08-29 04:14:36)

Элли нахмурилась - по-настоящему.
Неэтично, Голд. Бестактно и неэтично.
Так с людьми не поступают - особенно если с ними еще предстоит пить. Впрочем, "пить", кажется, было определением достаточно мягким - насколько бармен могла в полумраке зала оценивать выражение лица антиквара, речь шла скорее о "надираться" либо "надираться до беспамятства".
Или, в качестве программы-максимум - "надираться до беспамятства и блевать".
Чутье ее подводило редко - когда речь шла о возлияниях и степени их необходимости.

Бестактность же, на ее слегка захорошевший уже взгляд, заключалась в том, что мистер Голд беспардонно влез к ней в голову и посмотрел туда, куда смотреть, в общем-то, было совершенно ни к чему.
Эль туда и сама смотреть не рисковала слишком часто. Многие знания - многие печали, ну его к черту, самопознание это.
Даешь радужные иллюзии и вот еще, пожалуйста, стаканчик.

...на самом деле, иногда она видела сны. Не только те, в которых мамино смазанное лицо, и песенка, и какой-то диковинный вальс, очевидно выброшенный памятью на помойку далекого детства, а потому неузнаваемый. Еще в снах случался силуэт - в дверном проеме, выхваченный из непроглядной, чернильной темноты отблесками факельного света (факелы? Эль, серьезно что ли?!). Силуэт маячил на пороге, не умея сделать шага ни в одну из сторон, а Элли глядела из дальнего угла во все глаза, и знала, что надо бы позвать, но не находила имени. Так они и стояли ночь напролет, друг напротив друга, без слов.
За секунду до пробуждения женщина обычно понимала, что происходит. Они не сбываются. Хронически.
Потом звенел будильник и насущные заботы "Кроличьей норы" и репетиционной базы "Бремена"  напрочь вышибали из головы ровно все.

Но любезность Голду следовало вернуть. Из соображений мировой справедливости.
- В таком случае, Голд, предлагаю вообще оставить эту тему: о вкусе апельсинов могут спорить в компании, где хотя бы один человек хоть раз их пробовал.

Получи и распишись. Сам дурак.

"Б-жечки, детский сад какой-то!" - огорченно подумала Ригби и покачала головой.
С любопытством посмотрела на собственную ладонь - а вдруг за последние пару минут она прям совсем что-то загадочное выпила и у нее теперь не руки, а перчатки Фредди? Но вроде все было в норме - пять пальцев, шрам на предплечье и облупившийся маникюр.
О нем тоже всегда забывала.
- Голд. - Элли чуть подалась вперед, помахала перед лицом мужчины ладонью и постаралась придать голосу как можно больше проникновенности. - Это всего лишь рука. Она не кусается. И я не кусаюсь. Ууууулыбаемся... и машем!
И еще немного бренди. Если, конечно, это все еще бренди.

Голд, между тем, и не пил почти. Или успевал выпить и долить до прежнего количества, когда Эль оборачивалась к окну, ставшему сплошной мутной пеленой из-за стекающей потоками воды.
В отблесках молний антиквар гляделся почти инфернально. Стоящее было зрелище. Не хватало мефистофелевского плаща и какого-нибудь демонического смеха за кадром.
А так-то - все на месте. Жесткая складка у губ, проседь в волосах и фантастически неуместный в атмосфере бара вечный его костюм.
Ну и галстук. Куда ж без галстука. Галстук и трость.
Ууу, прячьтесь, детки, бука вышел из шкафа и идет вас, дуралеев, искать.

Про Голда говорили всякое - от гнусного до откровенно пугающего. Эль слушала, развесив для лапши привычные свои уши и категорически не верила. Она вообще не верила ничему, что говорилось возле ее рабочего места - иначе бы из Сторибрука пришлось бежать, теряя тапочки, первой же попуткой.

Человек и человек. Святых, если кто еще не уяснил, не бывает в принципе.
Элеонор Ригби не считала себя в праве осуждать, а о чужих жизнях - рассуждать.
Голд еще в том был не прав, что свое место она как раз очень хорошо знала. И место это - любила.

А потом новая информация подкорректировала сознание до нужного уровня - и Элли аж протрезвела. В секунду. Как в книжках пишут и в кино показывают.
В довершение колорита шарахнул гром - снова, и немелодичный звон выскользнувшего из пальцев стакана довершил диссонансную симфонию. Мисс Ригби продолжала громить помещение.
- Ты шутишь? Ты - шутишь?! Голд, это хреновые шуточки!!! - она даже голос повысила, вжимаясь в спинку стула и непроизвольно распахивая глаза.
Б-женька сегодня к молитвам был глух. Б-женьке было не до Сторибрука, в котором, ай-ай-ай, даже малюсенькой синагоги за столько лет построить не удосужились.
Голд катастрофически, чудовищно не шутил.
Он сидел напротив нее, шарахался от элементарных вещей, пил так, как взрослые сознательные люди не пьют, если хотят вульгарно нажраться и готовился умирать. По-настоящему и без дураков.
Вдумчиво, спокойно и серьезно.
Ригби потерла горло - на долю секунды ей стало трудно дышать.
- И... - вечный сквозняк поцеловал в затылок, заставляя обхватить себя за плечи. - И что теперь? В смысле - делать?

Отредактировано Eleanor Rigby (2013-09-04 19:14:32)

- А папа говорил, что аллергия бывает только когда ешь что-то не в первый раз... - эту фразу Элли произнесла совершенно автоматически, в очередной раз удивившись, каким это загадочным образом из нее, дочки приличного еврейского врача, не выросло ничего большего, чем неприличная девочка-за-стойкой.
А ведь были же когда-то планы... Были?..
Временами ей казалось, что в ее голове - кладбище черных дыр. Правда, потом она трезвела и все становилось на свои привычные места.

А потом до нее дошло.
- Ого. - только и нашла, что сказать Элли Ригби, заткнуть которую было и в лучшие времена делом не самым легким.
"И хватит на этом". - коротко, но очень убедительно порекомендовал Глас Рассудка, к которому прислушивались еще реже, чем к досужим сплетням, переполнявшим "Кроличью Нору".
В кой-то веки раз Ригби решила повести себя нешаблонно и Гласу - внять.

Весьма, кстати, своевременно - потому как Голд от всей широты души задался целью немедленно, быстро и решительно заронить ощутимое зерно сомнения в том, все ли слухи о скверной его натуре являются просто извечными пьяными домыслами бара, в котором трезвым даже бармен бывает не каждый день.
С глубокомысленным видом внимая советам, Эль успела прикончить еще один шот, туманно улыбнуться старине Фрэнку, при помощи радио предлагавшему свалить вместе с ним на луну (бармен была согласна сразу и невзирая на последствия), мысленно нанизать колкости за авторством антиквара на шелковую ниточку и выбросить под дождь за окно, и расстроиться еще сильней.

То есть тот факт, что отправляться в лучший из миров Голд не собирался - он, безусловно, внушал оптимизм. А вот ворох гадостей, невесть с какого перепугу высыпавшийся на ее голову внушал желание встать и отвесить мужчине пощечину.
Элли вздохнула.
Нельзя бить людей. Никаких и никогда. Вот хоть что делай, а нельзя.
Потому как если кого-то бьешь - ему, как правило, больно, а причинять боль - скверное занятие.
Пусть им занимается кто-то другой.
Всех и так регулярно лупят, начиная с самого рождения, и это определенно не та тенденция, которую стоит поддерживать.

- Сам себе противоречишь, Голд. Не далее, как полчаса назад ты заявлял, что собираешься пить, но что-то не спешишь заявленное претворять в жизнь. - Элеонор разложила на столе перед собой три сигаретные пачки, примерилась к содержанию смол и, удовлетворившись максимальным, закурила. - И хватит уже плеваться ядом. Я понимаю, что тебе скверно, но я тут совершенно не при чем. Если людям говорить гадости они, знаешь ли, расстраиваются. А я тебе ничего плохого не сделала.
Ригби покачала головой, подняла трость, взвесила на ладони.
Тяжелая.
Ударный, можно сказать, инструмент.

Положив трость поперек стола, она поднялась, скосила глаза на бутылку - бренди было еще достаточно, и вернулась за стойку, ближе к радиоточке: Фрэнка сменил Элвис, и от его бархатного голоса становилось действительно теплее.
- Со мной так нельзя, Голд. Никому. Если это так сложно понять, то я, пожалуй, пережду дождь здесь.

В конечном счете, потом можно будет поднять ночным звонком владельца бара, и пусть сам тут до утра сидит, раз уж так антиквара опасается, что любые обсуждения его персоны в своем присутствии пресекает на корню. А у Эль завтра смена с девяти и черта с два бар опустеет раньше полуночи.

- Как?
Эль передернула озябшими плечами.
Вопрос века. Задачка эпохи. Как надо? Как должно? Как вы все это делаете?
По любви - это как? По кусочку любви - тут и там...

Зачем, кстати, тоже очень хороший вопрос, но для него, очевидно, еще не настало время.

- По-человечески, Голд. Лучший ответ. Оптимальный выход из ситуации. Я лучший бармен на весь город, - женщина тряхнула волосами и не глядя сняла с полки за спиной бутылку самбуки. - Рано или поздно все приходят ко мне. Каждый со своей печалью. Больше здесь с печалями пойти некуда. И не к кому. Здесь у всех печалей навалом, я одна держу бастион.
Она улыбнулась - спокойно и привычно, отточенным жестом разлив по бокалам согревающееся с утра шампанское.
Чиркнула шведская спичка, и анисовый ликер взметнулся голубым сполохом.
Не самый частый коктейль. Не самый известный.
Мало кто умеет смешивать его, пока самбука еще горит, не обжигая себе пальцы и не перегревая напиток.
"Высший класс, сестренка", - говорил ей Лерой, хотя сам обычно предпочитал просто джин, даже безо всякого тоника.
Лерой был очень четкий человек. Полумеры его никогда не интересовали.

- Вчерашние дети вырастут и, приезжая на выходные к родителям, будут в первую очередь заходить сюда. Потому что иначе невозможно, иначе здесь даже дышать трудно. Вы с Джинни выстроили странный город, ангел мой... Я его люблю, но здешний Рим - бар. Все дороги ведут сюда. - она придвинула Голду его стакан и, не дожидаясь реакции, осушила свой в три глотка. - А потому не следует преумножать моих печалей, иначе место за этой стойкой займет кто-то другой и, уж поверь, радости с того для всех будет очень немного.

В воздухе таяли анисовые нотки. Анис, мед, молоко - запах из детства, ты его не чувствуешь, но узнаешь из миллиона, шерстяной колючий шарф на шее, апельсиновый сок на тумбочке, мамина сухая рука на лбу - никакой школы, крошка Элли, и никакой твоей дудочки. Сидишь в комнате, как принцесса в башне, прижимаешь нос к стеклу. За стеклом - всегда - осенний Сторибрук, палая листва по обочине пустынных дорожек. Сюда не прилетят марсиане, за углом не припаркуется синяя телефонная будка, ведомая чудаком в разноцветном шарфе, и если хочешь спастись - спаси себя сама. Беги-беги, Элли Ригби. До бара два квартала. Успеешь аккурат к началу смены.
Анис пахнет тоской. И теплом.
Так тепло, как в детстве не будет уже никогда.

- Вопрос в другом, Голд. - бармен облокотилась на стойку, подперев ладонью щеку. - Чем ты лучше? Всех прочих, кто приходят сюда за помощью и находят в себе силы признать, что она им нужна, и что рано или поздно не выдерживает каждый, и что в протянутую руку не следует вбивать гвоздь, потому что на большее здесь рассчитывать не приходится. Ни-ко-му.

За запертыми окнами на горизонте, не видном из-за облетевших деревьев, отгорали зарницы. Мигал, не одобряя перепадов напряжения, притушенный свет в зале, и в этих сполохах гость гляделся визитером из какого-то иного пласта существования, и обитые пластиком стены казались тяжелей и существенней, чем есть на самом деле - дерево и камень, как в тяжеловесных легендах из толстенных книг папиной библиотеки. Алый блик от бутылки кампари на плече, золотистый - от емкости с Мирином - на лице, и пиджак глядится камзолом, и если смотришь в глаза - видишь только непроглядную черноту зрачка.
Под подошвой кроссовка отзвуком небывалого смеха хрустит стекло.
- Зная медные трубы, мы в них не трубим. - Элли проследила недолгий путь дымного колечка к потолку; сигаретный огонек чертил в полумраке причудливые узоры. -  Мы не любим подобных себе, не любим тех, кто сделан был из другого теста. Нам не нравится время, но чаще — место.
Голос упал почти до шепота.

Элли встрепенулась, пригладила ладонью волосы и отступила на полшага назад. На всякий случай.
- Кажется, я слегка перебрала. Извини.

Хотел напиться - и что же? Еле пару шотов в себя залил. Ну кто так поступает, будучи взрослым половозрелым человеком с паспортом, свидетельствующим, что уже таким можно?
Слово, даденное даже самому себе Голд не держал. Ну, или не выполнял собственных намерений.
"Это следует запомнить!" - сообщила сама себе Эль для того, чтобы забыть ровно через две минуты.

А вот она сама, следовало признать, действительно перебрала. И в помещении это было не особенно заметно, потому что воздух был прогрет теплыми волнами, идущими от чугунных, под старину, радиаторов, а под локтями было мягкое дерево стойки, но стоило только звякнуть прощально колокольчику над дверным проемом, а ключу - сыто клацнуть в замочной скважине, как ветер швырнул в затылок горсть сорвавшихся с карниза капель, забрался под куртку и мгновенно пробрал насквозь, напоминая, что лучше всего в мире греет одно - алкоголь.
Которого в ваших венах, мисс Ригби, на десятерых таких, как Голд хватит.
Ох, не пей вина, Гертруда - это уже сколько-то там столетий ничем хорошим не венчается.

Элли выдохнула и попыталась сфокусировать взгляд на дверной ручке, что, кстати, даже удалось - пропить можно все, что угодно, но только не опыт этого самого пития.
Эх, Лерой, Лерой, второй почетный после Элли любитель наклюкаться в этом городе, где тебя черти-то носят?
Разнорабочий, имевший нередкое обыкновение тоже вот так завалиться в бар за пару минут до закрытия, Элли всегда потом до дома провожал. Из искреннего уважения к ее выдающейся способности пить с ним наравне.
Элли бы, наверное, предпочла бы выдаваться какими-нибудь другими способностями, но выбирать не приходилось.
Никогда не приходилось выбирать.
Весь город, казалось, жрал исключительно то, что дают.

Голд, очевидно, в этом плане тоже от прочих не отличался. Хуже он. Ну надо же.
Вот забивают себе голову чем ни попадя, а у нее потом хозяин на объемы выручки нарадоваться не может что, конечно, с одной стороны хорошо, а с другой - ну е-мое, как так можно-то?
Главный бугимен Сторибрука в приступе внезапной самокритики. Это тоже следовало бы запомнить.
Об этом Элли тоже сразу же забыла.

- Иду. - со всей доступной твердостью изрекла Элли вслух, покончив, наконец, с ключом. - Я иду... домой. - бармен сунула руки в карманы джинс и сощурилась, глядя на дорогу.
Похолодало знатно, однако, если ускориться, можно и успеть добежать до дома, не простыв.
- Эй, Голд! - Элли обернулась, чуть покачнулась от слишком резкого движения, и взмахнула рукой. - Аккуратней, ладно? Береги себя.

Элли, уже окончательно сориентировавшаяся на местности и задавшая внутреннему штурману четкие координаты конечного пункта назначения (дом - квартира - койка), почувствовав цепкую хватку на своем предплечье, удивленно вскинула брови и, не удержавшись, рассмеялась.
Лицо ее внезапного провожатого было полно такого мужества и превозмогания, что имей Эль силы высвободиться из хватки - она бы всенепременно такому героизму поаплодировала бы.
Эк тебя, антиквар, раскатало-то.
Знать бы еще, чем конкретно.
Но, очевидно, лучше бы не знать.
Угрозой убийства?
Черт его разберет.

Но сам факт того, что человек, не более полутора часов назад шарахнувшийся, как от адского пламени, от вполне невинного и мимолетного касания сам подошел и взял чуть ли не под руку - поражал воображение достаточно сильно, чтобы не укрыться даже от изрядно затуманенного алкоголем сознания.

Очень хотелось сказать, мол, ну зачем ты, Голд, с собой-то так поступаешь? Иди, дорогой мой, куда шел, своей дорогой в свой дом и не мучайся, ты же все равно не Лерой, с которым потом можно сидеть на полу, прислонившись спиной к чуть теплой батарее, пить несладкий кофе, мучительно приходя в себя, и молчать, глядя на разложенные на кровати, столе и полу бесконечные партитуры.
- Долбанутая ты, сестренка. - кратко резюмировал разнорабочий как-то раз, вертя в заскорузлых пальцах переложение арии Орфея для флейты. - У тебя везде только музыка и холодина, и больше ничего. Так не бывает.
Элли возразила, что у нее еще есть начинающийся алкоголизм и довольно беспорядочная сексуальная жизнь, но Лерой только рукой махнул.
- Наносное, сестренка. Это - наносное.
Лерой смотрел куда глубже, чем прочие. И тактично не лез туда, куда смотрел.
Лерой всегда уходил, допив свой кофе и поцеловав руку.
Никогда ничего такого себе не позволял - один из очень немногих, хотя Б-г весть что мог бы подумать случайный зритель, глядя на их триумфальные "провожалки" до дома, поелику рабочий, в отличие от Голда, очень хорошо знал, как действительно надежно и быстро вести домой пьяных девиц, держащихся на ногах не слишком-то твердо - обхватив за талию и крепко прижав к себе.
Ни единого шанса сбиться с курса или споткнуться по дороге к светлой цели.

Издеваться над Голдом у Эль не было ни единой причины. И ни малейшего желания. Но очень хотелось все-таки дойти к себе хоть с малейшей гарантией, а капитан в ее головушке был слишком очевидно пьян в жопу. В таком состоянии от буксира не отказываются.
- В моем обществе вообще не следует быть. - Элли титаническим усилием шла почти ровно и даже почти не опиралась на антиквара, стараясь минимизировать физический контакт настолько, насколько это вообще было возможно. - У меня сом-ни-тель-на-я репутация. Вот так-то! - и она даже гордо вздернула подбородок.
Портрет Элеонор Ригби, лучшего бармена Сторибрука, определенно можно было смело вешать в начальной школе под словами "НЕ НАДО ТАК ДЕЛАТЬ".

Дверь квартиры, рассохшаяся и ветхая, поддалась далеко не сразу - Эль пришлось нахмуриться и с немалой силой вдарить по ней плечом. Застывших в дверном проеме "путников" обдало холодным дыханием сквозняка, несущим запах бумаги и кофейных зерен.
Ладонь привычно нашла выключатель.

Последние две недели были не слишком-то простыми и теперь даже обоев ни в комнате, ни в крошечной прихожей, видно не было: сплошь нотная рябь переписанных от руки неожиданно каллиграфическим почерком партитур. Summertime, Осанна, что-то из Бетховена, ранний Сибелиус - где-то переложения, где-то - скрипичные и фортепьянные партии, без особенной системы но с действительным трепетом. Черные точки нот, строгии линии нотного стана и летящие птицы четвертных пауз - это был не единственный, знакомый Эль язык, но - самый любимый, самый понятный и единственный, на котором никогда не хотелось лгать.

Посередине стола гордо возвышалась трехлитровая банка, из-за стекла которой равнодушно пялилась немаленьких размеров золотая рыбка.
- Иезекииль, это Голд. Голд, это Иезекиилька. В томате. Не знакомьтесь, вам обоим не понравится. - Ригби повесила куртку на крючок и обернулась к своему провожатому. - Я все хочу ей приятеля принести. Но провидение жестоко - они все дохнут еще по пути из зоомагазина. Беда-то какая... - Элли невесело улыбнулась и в очередной раз спрятала руки в карманах джинсов. - Ну что же, спасибо, что проводил и все такое. Теперь - что? Кофе тебе, что ли, предложить?.. - она растерянно пожала плечами. - Потому как правила вежливого поведения говорят, что предложить всенепременно надо, но ты, Голд, человек странный, чего тебе надобно я предположить теперь уже и не возьмуст, но, кажется, противоестественных твоей натуре подвигов тебе сегодня хватило с лихвой. В общем, ангел мой, решай сам, моя квартира к твоим услугам. А я умываю руки и пробую протрезветь.

- Изекиилька лучше, - улыбнувшись, отмахнулась Элли, уже давно отбивавшая пассы сколь угодно двусмысленных намеков в произвольные шутливые направления. По крайней мере до тех пор, пока намеки не начинали трансформироваться в недвусмысленные действия - вот тогда можно было немного придержать коней, прикинуть обстановку и решить, чего больше на текущий момент в крови: природной осторожности или алкогольной склонности к болезненным авантюрам. Алкоголя, стоило признать не в угоду собственной чести, как правило было достаточно для того, чтобы первый вариант срабатывал исчезающе редко.
- Она, во всяком случае, молчит.

Благодетель, из всех прочих недоступных, для мисс Ригби наиболее недостижимая.

Хотя можно было бы и призадуматься: страшные слухи о десятках невинно замученных посредством антикваровой трости жертв курсировали по Сторибруку с завидным постоянством, меняя только некоторые незначительные нюансы. А вот как углядел кто среди ночи бессонной в окошко, чья персона провожает стандартно-нетрезвую Элеонор до дому? Черт его знает, во что это в итоге может вылиться в крошечном провинциальном городке, живущем унылыми сплетнями, переливаемыми из пустого в порожнее за ланчем "У бабушки" или во время вечернего... хмм... аперетива в "Кроличьей норе".
Вот как пришлют к Эллиным дверям наряд полиции сердобольные горожане - высвобождать, значит, невинную жертву из лап коварного злодея. То-то будет смеху...

От этих мыслей Эль тоже отмахнулась, наливая из турки в небесно-голубую чашку кофе черный, словно деготь. Можно было бы добавить сахара в обжигающую крепость напитка, но бармен знала, что на пользу это не пойдет: умеешь пить, детка, умей и трезветь. Дело это неприятное, но будь мужиком и терпи.
Женщина чуть скривилась от ароматной горечи, обнаружила на спинке стула забытый еще утром безразмерный мужской джемпер грубой вязки (вопреки возможным домыслам - именно элеонорин, а не чей-то случайно забытый) и обрадованно упаковалась в него. Жить стало лучше.

Просьба Голда, явно, к счастью, решившего не играть в правила хорошего тона и скованное поведение в пределах чужого жилища, заставила ее действительно удивиться и вытаращить глаза не хуже вечно сонной Изекиильки.
- Сыграть? - Элли чуть склонила голову на бок, изучающе глядя на гостя, являющего сегодня собой один сюрприз за другим. - Тебя интересует музыка?

Это было... загадочно. Элли случалось бывать в лавке Голда - там было полно всевозможных маленьких и приятных взгляду вещиц, делавших пространство антикварного магазина теплее - и образ эпического злодея Сторибрука ассоциировался у нее в сознании с чем-то, облаченным в прочную и незыблемую форму. Голд был из той породы людей, которым, определенно, чтобы что-то ценить - надо этим обладать.
Музыка, по мнению Ригби, к вещам пригодным для обладания не относилась. Музыка - это то, что происходит здесь-и-сейчас, она живет ровно то время, которое отпущено на блуждание звука под крышей помещения, или на его полет в морозном ноябрьском воздухе.
Не дальше. Не дольше.
Не больше.
Музыку не поймаешь, не засунешь в ящик, не составишь подробную опись на нотный перебор - красота, которая всегда ускользает, и всегда - успешно.
Голд не был похож на того, кто ценит то, что никогда не дастся в руки.
Тем интересней была просьба.

На репетициях "Бремена" последнее время редко выпадала возможность взять флейту - все никак с нормальным вокалистом не складывалось, да и клавишные все чаще "провисали", и для Ригби это было болезненно - под из репертуар ее первое сопрано, стремящееся к колоратурному, подходило не особенно, а черно-белые туги клавиши старенького пианино на репетиционной базе под пальцами пели совсем не с той отдачей, с какой у губ Элли звучала флейта...
Возможно, следовало, пока суть да дело, подумать над расширением песенного спектра - чтобы можно было действительно петь так, как умеет и любит - а то ведь и свихнуться от осенней хандры в этом промерзшем доме недолго.

"Заберите мой дом, - сказала бы Элеонор Ригби, если бы знала, как вообще об этом говорить, - но оставьте мне голос.
Голос, голос, голос
...голос мой дом..."

Верхний ящик старенького комода хранил самое ценное, что только было у мисс Ригби - три действительно редкие партитуры и аккуратно разложенные чехлы.
Флейт у нее было много - продольные, поперечные, разных систем и разного возраста, но все - одинаково любимые. Их Элли целовала так, как никогда и ни одного мужчину - так разве что матери касаются губами волос своих младенцев.

- Но только я негромко. Соседи-то ни в чем не виноваты. - женщина пробежалась пальцами по клапанам, и выдохнула так нежно, как только могла.
В комнату, чинно прикрыв за собой дверь и рассыпая из фантазийных рукавов округлый жемчуг негромких звуков, вошел господин Гендель, и сразу стало непререкаемо ясно, кто же здесь на самом деле хозяин, и кому задавать тон текущей полуночи.

И еще один силуэт стоял в дверном проеме, оперевшись спиной на косяк и глядя за темное окно из-под низко надвинутой полы странного здесь стетсона. Элли улыбнулась - одними глазами. Это был ее секрет, как и место, где живет Сид Баррет. Тот человек, из снов, чье лицо не разглядеть, который не сбылся и не сбудется.
Элли спрятала его от всех в самой надежной из своих крепостей.
Он жил в ее музыке.
Всегда.

Отредактировано Eleanor Rigby (2013-10-09 01:34:18)

Последняя нота, по ощущениям Элли, закатилась круглым речным камешком в щель между линолеумом и половицей.
Теперь будет там лежать до следующего раза, пока не придет время тому, что внутри звука, разбить хрупкие границы тишины и выйти на свет, укрывая озябшие плечи мантией музыки, еще хранящей, тепло чужого не тела, но духа.
Призрак в дверях чуть качнулся вперед, надвигая шляпу еще ниже, помедлил долю секунды - и шагнул назад, в мрак, чтобы оставаться там столько, сколько будет нужно.

"Мне снятся иногда ночные города..." - шепотом ветра, пробирающегося через рассохшуюся оконную раму, донеслось до Элеонор.
Только ли до нее?..
"Там был какой-то дом, где мы были вдвоём,
Не помню, с кем — утрата, утрата,
нет возврата!!!"

Последняя строка не существовавшей никогда песни отдались в ушах таким отчаяньем, что Элли, опиравшаяся поясницей на подоконник, невольно вздрогнула и шагнула перед - лишь бы чуть дальше от тоски, с которой ей не с чего было бы быть знакомой.
- Нет возврата. - чуть слышным эхом выдохнула она куда-то чуть ниже уха антиквара, и, застыв на секунду от не слишком-то уместной двусмысленности, собралась с силами и сделала шаг в сторону, где на столе вестником возможного спасения стыла кружка с кофе.
- Я. Слишком. Много. Пью. - Ригби поправила сползший на плечо растянутый ворот джемпра.
В спокойной констатации факта, известного давно всем и каждому, знакомому с Элли Ригби, прозвучала не то обреченность, не то неудовольствие.
- Куда, интересно мне было бы знать, нет возврата? А ведь куда-то нет. Я точно знаю, Голд. - бармен неуверенно улыбнулась. - Всякий раз, как выпью чуть больше, чем надо, смекаю, что с возвращением тут какие-то прям-таки адовы проблемы. И дело совсем не в моем сбоящем автопилоте, нужном, чтобы дойти от "Кроличьей норы" до дома. Нет, ангел мой, совсем же не в нем. Ты ведь знаешь, так?

Он точно что-то знает. Галстук подходит ему не больше, чем Лерою - рыбацкая шапка, а Регине - офисный пиджак. Это все, если перебрать, глядится каким-то неумелым карнавалом, и, кажется, что если все правильно рассчитать и смешать по-настоящему верный коктейль, и по своим местам расставить хитрую систему линз и зеркал - тогда можно будет увидеть все таким, какое оно есть в действительности.
Антиквару идут золотистые отблески от бутылки бренди на скуле.
Лерой выглядит живым только тогда, когда насвистывает себе под нос услышанные по радио песенки.
Регина по-настоящему красива только в алом и черном, пусть оно и выглядит зловеще.

Когда Элли напивалась, она чувствовала себя старшеклассницей у грифельной доски, тщащейся найти последнюю неизвестную в сложной системе уравнений - вроде бы почти все на своих местах, но чего-то не хватает и паззл не складывается, гиперболе не хватает последней опорной точки, а вместо целой картинки в руках - только россыпь режущих осколков некогда прекрасного витража.
- Я не могу сыграть тебе, Голд, потому что ты не тот, за кого себя выдаешь.
Звучало абсурдно. Ну да чего еще ждать от перебравшей девицы?..

Хуже всего был тот факт, что Элли чувствовала - стынущим от сквозняка затылком - что это-то как раз правда. Которую физически невозможно признать.
Вероятно, ей следовало поснимать со стен все партитуры, включая переписанные с пластинок по слуху, сложить их в коробки и оплатить полный курс лечения у психоаналитика. И приходить к нему исключительно трезвой - иначе никуда не будет возможным деться от ощущения, что лжет и он.

- Упаси Б-же. - женщина проследила взглядом меланхоличное биение рыбки о стекло. - Я вообще не думаю. Мне это вредно.

Ибо женщина вообще думать не полезно - от этого портится цвет лица и на лбу появляются морщины. Премудрость эту Элеонор, вечный любитель почитать первое, что попалось под руку - без всякой методики избрания литературы - подчерпнула в каком-то восемнадцатого века написания монументальном труде, посвященным тому, какая непростая, в сущности, задача - быть истинной леди и прочая, прочая.

Чего только, в самом деле, нельзя было разыскать в вечнозакрытой библиотеке, если достаточно долго хныкать над ухом у Лероя, который, конечно, ключами от всех дверей не обладал, но вот сбацать приличную отмычку на токарном станке очень даже мог.
И, главное - знал, как этой отмычкой пользоваться.
Томми-бой, не склонный к настолько дурацким авантюрам, завидовал молча и иногда, глядя на взятый почитать улов, поддевал, мол, даже попав в сокровищницу, Элли Ригби прихватит оттуда самую бесполезную и дешевую фиговину.

А Элли любила книги не за знания. Даже не за истории. Она любила их вот просто так - за ощущение бумаги под пальцами и вечную лотерею - что же таится под наугад и в темноте вытянутой с полки обложки.

Чаще всего мисс Ригби говорили о том, что она слишком много пьет и напрочь лишена рационального мышления.
Элеонор смеялась - и забывала. Забывала, забывала, забывала - иногда только оставалось диву даваться: сколько же всего она в своей жизни успела узнать - если о стольком-то умудрилась забыть.

Все печали в памяти и знании - вот взглянуть на Голда того же. Прям наискосок вечно недовольного лица написано: я черти сколько знаю и ничего, ничегошеньки никому не забуду, и потому-то вот у меня и лицо такое, словно третье столетие кряду болит зуб, а стоматологи все повымерли от загадочной эпидемии.
И эта его вечная самодемонизация. Поди разбери, кто первый начал разводить весь этот инфернальный колорит вокруг фигуры антиквара: горожане или он сам.
Ответ, в любом случае, был сокрыт мраком истории, однако факт оставался фактом: город воздвиг Голда на постамент главного Бугимена, а тому эта должность, очевидно, нравилась.
Элли с такого подхода недоумевала, но, в общем-то, всякий развлекается, как может и на то их право.
Ее же, мисс Ригби, право - в этих вот играх участия не принимать.

- Что нравится мне - об этом знаю только я. Хотя... - серьезность никогда не давалась ей надолго. - Мама говорила, что и я тоже не знаю. А про отопление... а, забудь. Бытовыми методами эта проблема неразрешима. Его уже кто только не чинил.

Лерой чинил. Томас чинил. Она сама чинила. Неделю назад в шесть рук пытались выжать из радиатора хотя бы стандартную работоспособность. Лерой под вечер махнул рукой, допил на пару с Элли (при молчаливом одобрении воздержавшегося Эрлстоуна) водку и сказал, что его это все жуть, как достало и проще будет переехать.
Эль переезжать не хотелось: отчасти от того, что ей нравился ее дом и россыпи нот на стенах, полу и местами даже на потолке, отчасти - потому что смутно подозревала, что по переезду в другое место батареи там сломаются аккурат в тот момент, когда мисс Ригби переступит порог.
В конечном счете, нет крепостей, которые нельзя было бы взять: всегда есть алкоголь, а если он не помогает - можно взять зубную щетку и уйти ночевать к друзьям.

Вопиющая двусмысленность следующей фразы вкупе с едва ощутимым прикосновением к волосам и теплым дыханием у виска - удивили. Можно было бы даже сказать, что изумили - но до изумления Элли была уже и так пьяна.
Бармен с неподдельным любопытством воззрилась на Голда.
Неловкая-то ситуация какая.

Ригби планировала очень мужественный и ответственный поступок - мило улыбнуться, сделать полшага в сторону и сварить еще кофе. Первый этап операции удалася на славу. А вот со вторым возникли непредвиденные осложнения в виде разбалансировки ввиду количества алкоголя в крови вестибулярного аппарата, о которой Элли как-то успела слегка забыть.
Итогом оказался слишком широкий жест рукой и полчашки кофе, бравурно вылитые аккурат на визави.
Хорошо хоть остыть успел.
- Ой. - Элеонор взглядом дошколенка, разбившего любимую мамину чашку уставилась на расплывающееся на рубашке Голда пятно. - Мне... я... Я случайно! Голд, прости, я сейчас что-нибудь придумаю.

Должны же где-то в шкафу у нее быть мужские рубашки. Точно должны быть. Томас не умеет оставаться в чужом доме и при том там не следить.